Вездевспух никак не мог подобрать нужного слова. Он щелкал пальцами и пробовал на вкус появляющиеся в его сознании слова и каждый раз, распробовав, кривился от отвращения. Ничего приятного в этой голове родиться не могло.
- …либо…
А все присутствующие ему с энтузиазмом помогали:
- Карандаш?.. Мочалка?.. Чечетка?.. Кассирша?.. ДСП?.. – наперебой предлагали они варианты.
- Либо мы, либо без нас! – наконец нашелся Вездевспух. И прям растекся на своем стуле от облегчения.
Все замолчали. Потом, распробовав эти слова и признав, что они не так дурны, как все прочие, рождавшиеся в сознании Вездевспуха, согласно закивали.
- А как же Диран? – спросил кто-то.
- А что Диран? – переспросил Зеленый.
- Ну, а если он откажется? – пояснил свою мысль неизвестный.
- Ну тогда и черт с ним! – выпалил Д’Яволь и жахнул по столу кулаком.
А бедный, бедный Колдо, вновь неузнанный, окончательно смирился со своей среднестатистической темной судьбой и грустно вышел из комнаты. Его не успокаивало даже то, что автор называл его по имени. Он знал, что делается это исключительно из жалости. За его спиной, там, в мрачной потайной комнате, его собратья дружно кричали:
- Ура! Ура! Ура!
Судьба самого обыкновенного рядового темного их мало интересовала.
Колдо, грустнее обычного, вышел на улицу и глянул в небо. И снова начался дождь, как всегда внезапно. Томноград вновь расплылся под льющейся с небес водой.
- Ура! Ура! Ура! – кричали воинственно где-то в глубине таверны.
- Ура, – тихо повторил и одинокий темный.


* * *
Воспитательница вернулась нескоро, но всё же вернулась. Дети, накрывшись одеялами, сидели на полу кружком и орали, как оголтелые.
­- Ура! – орали они оголтело. – Ура!
В игровой был полнейший бардак. Игрушки разбросаны, мусорное ведро перевернуто, везде лужи воды из кувшина для поливки цветов. Слева, на самом проходе в спальную, на двух придвинутых детских кроватках был уложен один из матрацев. Под ним между кроватями сидела чумазая взъерошенная девочка и с увлечением ковыряла в носу. Если кто-то из детей приближался к спальной, она высовывалась из-под матраца и, страшно скалясь, ревела по-медвежьи.
По комнате бегали маленькие дети, девчонки и мальчишки, один из которых гонялся за остальными и кричал на них «Ваааааргх!» Те, притворяясь напуганными, орали как резаные, а потом ржали во всё горло.
У воспитательницы отвисла челюсть. Она неуверенно подошла к сидящим кружком детям, переступая игрушки, книжки, цветочные горшки, детские тела и прочее, разбросанное по полу. В центре круга из детей лежал один из мальчиков и, кажется, спал. Остальные не обращали на него внимания.
- Ура! – продолжали кричать дети, не замечая вернувшуюся взрослую. – Заговор!
- Так!!! – наконец нашлась воспитательница. – Что вы здесь устроили, негодники!!!
Дети замерли и стали очумелыми глазами глядеть на нее из-под своих одеял. Один из пацанов был вымазан с ног до головы найденной где-то зеленкой. Другой, мокрый как половая тряпка, стоял в центре комнаты и играл с потолком в гляделки.
- Что вы натворили! – продолжала истерить воспитательница, приходя во всё большую ярость. – Вы только посмотрите, паршивцы!.. – Она снова оглядела комнату кругом, понимая, что так мог бы выглядеть легендарный Армагеддон. – Вы настоящие посланцы апокалипсиса, прости господи. Бесята, чертята…
Тут она обратила внимание на одного из мальчиков и нахмурилась.
­