Сейчас же от одного взгляда на нее и без того трещавшая и требовавшая отдохновения голова начинала прямо таки раскалываться, переполняясь мыслями о том, что бы сделали Шан-Ши с этими самыми Братьями и их созидателями на полставки за эти самые кольца. Дабы прекратить невыносимую муку, практически незаметным движением руки, отточенным многолетними тренировками, архи-гранд-мастер выхватил покрытый малахитово-зеленой жидкостью кинжал и рассек кипу надвое единственным ударом. Не было смысла читать почту после того, как с ним и его кланом так легко покончили, тем более в столь характерный для нехороших новостей день. Немного придя в себя и отцентрировав восприятие, можно было начать движение в мир прошлого, мир, находившийся за дверями комнаты, в которой прошли злополучные недели запоя. За это время он не столько поменялся, сколько просто поизносился. Старая лестница скрипела больше обычного, будто музицируя. Портрет, висевший у ее основания и изображавший Зло, покровителя местного зла, был каллиграфично рассечен фирменным знаком Шан-Ши в форме руны Z, с незапамятных времен использовавшейся разбойниками и проходимцами, а из нарисованного лба торчала золоченая рукоять кинжала. Внизу портрета кто-то подписал несколько нелицеприятных фраз в адрес администрации в целом и что-то про всю власть клану ВА. Эти буквы неожиданно возродили в памяти события совсем свежие, когда один из приносивших очередную порцию настойки обмолвился о бунте против представителей власти и магической автоматизации. Но слишком хорошо знал, бывавший в самых сложных жизненных ситуациях, архи-гранд-мастер, что бунтовать - дело неблагодарное, а подвергать себя подобным магическим воздействиям и вовсе смертельно опасно. Иные говорили, подобным образом можно схлопотать «баню», но из нее еще никто не возвращался чтобы рассказать, что же это такое. Цепь ассоциаций прервалась, а движение в направлении входных дверей продолжилось.

­Влажная осенняя прохлада неприветливо встретила нового гостя, стремясь забраться под накидку и пробраться до самых костей, но заставляя только поежиться. В бессилии, ей оставалось лишь наблюдать, как человек с сильно опухшим лицом и ввалившимися, но все еще блестящими, глазами вышел из дверей обветшалого особняка и оказался в небольшом дворе, отгороженном от начинающихся неподалеку топей невысокой изгородью. Чуть поодаль от входа стояла небольшая компания кое-как одетых подростков, окружавших бойца в более подобающем вору обмундировании и со шрамом через все лицо - инструктор обучал новобранцев базовым приемам, но моментально остановился, стоило неожиданному визитеру к ним приблизиться. Они поприветствовали друг друга и, вновь неожиданно для бойца со шрамом, второй предложил новобранцам опробовать только что показанные приемы в бою. Единственным добровольцем стал рослый и ладно сложенный юноша, вооруженный, местами покрытым ржавчиной, крисом. Приняв боевые стойки, противники успели обменяться лишь парой выпадов, как вдруг произошло нечто странное – стоило клинку юноши опасно приблизиться к накидке человека с ввалившимися глазами, как тот мощным ударом, вкупе с уворотом, отправил незадачливого бойца в нокаут. Собрание ахнуло. Не удалось скрыть удивления даже шрамированному инструктору, поскольку такой прием он видел впервые в жизни. Остановился, словно вкопанный, и сам исполнитель, но быстро взял себя в руки и на звучащие со всех сторон вопросы «Что это было?» и «Как этот прием называется?», как бы отмахиваясь, ответил: «Это…уличная магия, сынки! Учитесь, пока я жив!» - при этом, ускоряя шаг, он направился ко входу в особняк.

­